Ленский Василий Садисты

Василий Ленский

"Садисты"

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

ИЗ ПЛАМЕНИ ЗВЕРСТВ

Г Л А В А 2

2.2. ПРОВЕРЯЙ ДЕЙСТВИЕМ

Для меня причина срывов «исполнителей» пока ещё не была ясна. Хотя я догадывался о перестраховки моих действий со стороны тех, кто, рискуя, вступил в борьбу с мутантами в самом логове КГБ.

Стойкое, уравновешенное и длительное сопротивление семьи оказалось «органам» не по зубам. Шаг за шагом в своих делах выявили они себя и своё духовное бессилие. «Диалог» шёл теперь молчаливый. Моей целью было выяснить, кто есть кто. После разговора с Ертугановым я, как обречённый на смерть, действовал, осмысливая каждый шаг.

Наступила психологическая адаптация к методам «органов». Изучив их приёмы, я стал действовать.

Условия были неблагоприятные. Зима – плохое время для перемещения с покалеченной семьёй неизвестно куда. Но в этой трудности мне посчастливилось узнать ещё одну сторону действительности. Сбежали мы в село Архангельское Губкинского района Белгородской области. Трудно было, но ход осмысленный. Когда-то я проводил на Лебединском ГОКе научные исследования и мне понравилась эта местность. Теперь для моих целей глубинка России очень подходила. Здесь я воочию увидел, как партийная клика в лице Калинина, Огарковой, Протасова и других искореняют деревню. Речи их типовые, но дела – с привязкой к сельской местности и к ошалелому крестьянину. Паутина всей этой системы такова, что стоит дёрнуть за ниточку, как начинает действовать вся свора.

- А Ленский, будучи кандидатом наук, ходит в школу без планов, - кричит с трибуны на районной конференции учителей Огаркова. Честь не малая. Заместитель секретаря райкома.

Мне было смешно. Я ещё не числился ни в школе, ни на какой другой работе, да прописан в Алма-Ате. Гость, в общем. Перестаралась. Не хватило терпения подождать пока я определюсь и стану учителем в сельской школе. Поспешили мутанты. А на конференцию я зашёл так, из любопытства.

Упросил меня директор школы - некому было вести уроки.

- Оформим потом, задним числом. Спасай, Василич.

Бедственное состояние села меня поразило. Но люди вжились в это и воспринимали как должное. Всё вело к разрушению: райком, вырубленные традиции, водка.

Показухи ради, председатель совхоза выполнял план. Дёргался, кричал плаксивым голосом, обвинял всех в безответственности, но всё шло своим ходом.

В магазине был такой ассортимент, на который приезжему не прожить и день. Даже серый хлеб доставался не всем. Молоко не купишь. Частных коров мало, а председатель-марионетка не выписывал молоко с фермы даже ушедшим в декретный отпуск дояркам. Мне как «редкостной птице» выписали 60 литров. И всё. Жили на сером хлебе и картошке. Сердобольные женщины продавали яйца, которые также как и молоко жителям выгоднее было сдавать.

Присланные по окончании учёбы молодые учительницы питались кое-как и мечтали когда сбегут.

Мы с женой трудились день и ночь. Купили козу, поросят. Посадили 25 соток картофеля, 3 сотки зелени. Восстановили разрушенный коттедж и стали позволять себе после 22 часов работы маленький отдых на изумрудном от зелени маленьком дворике. Шла весна 1988 года. Берёзовый сок струился в подвешенные сосуды.

Уже стали забывать об отравлениях, как дома раздался телефонный звонок и мужской голос сказал:

- Никуда от нас не убежишь.

- «Шалите ребята, - подумал я, – «Это вам не город».

Посоветовавшись с женой, решили защищаться. Решение было стойким. Мы и раньше переходили к защите, но урывками. Было смятение, но теперь…

Метод «исполнители» применили тот же: социальная дискредитация, яды, беспощадность даже по отношению к детям. Спецификой были лишь сельские условия. Подойти к дому было сложно, но из секретных инструкций я знал, что будут обстреливать дом.

Отравили козу так, что она облысела в одночасье и стала кидаться на людей. Отравили огород с зеленью. Бросили яд в канализационную яму. Вобщем, приступили к работе.

Я починил забор и обтянул колючей проволокой. Стали стрелять издалека.

Довелось и жене их видеть ночью, и мне гоняться с вилами за ними по кустам. Бегали упруго, не по-деревенски. Хорошо тренированные садисты в каратистских залах.

Я обратился к начальнику местного КГБ Бушуеву. Спектакль он поставил слабый: приехала машина и важный молодой человек поговорил с бабкой напротив, сделав и это во вред нам: дискретидитация и истязания семьи велись успешным ходом.

И всё же мне понравилось работать в сельской школе. Повезло с молоды директором Игорем Владимировичем Степановым. Дети были не извращены и психически здоровы. После занятий я с удовольствием занимался с ними по музыке. Пели. Я сочинил для школы песню, но предложить не успел.

Последовала третья госпитализация семьи. Паутина всей местной элиты ходила ходуном.

- Бросьте его, - шантажировал жену главный врач районной больницы Протасов. – Он опасная личность и погубит вас.

- Их надо в «психушку», - верещал председатель совхоза, боясь, что жена разгласит его финансовые махинации, участвовать в которых, будучи прорабом, отказалась.

- Я сомневаюсь, что у вас действительно учёная степень, - словно скакала на коне Огаркова.

Подленько примерялся к нашему коттеджу главный агроном.

Всей этой, учреждённой по-губкински, клике можно было задать всего один вопрос, который поставил бы их в тупик: «За что?»

Иные отношения установились с другой стороны. Жители Архангельского относились к семье душевно и доброжелательно. Присмотрелись. Семья работящая, скромная. Дети привязались ко мне в школе. Но горстка дёгтя обладает силой в море человеческой доброты.

Именно горстка мешала с грязью судьбы людей. Непроизводительные силы и дармоеды мнили, что без их всевидящего ока не способна и корова отелиться. Выслуживались. Обирали народ. Парадокс. Население, производящее молоко, покупало его за 45 км. в городе Губкине. А за это время с фермы отъезжали цистерны молока. И всё это по вине, протянувшихся в каждую клетку народа, нитей жиденькой плесени.

По радио гремели знаменитая партийная конференция затеянная Горбачёвым. Горели страсти. На деле «органы» не дремали - глушили здоровые силы в угоду одряхлевшей верхушке . И здесь меня оповещали секретно. Предостерегали: Горбачёв усилил тайные репрессии во сто крат. Я же сделал вывод, что противники садизма есть и в России. Что касается самих садистов, то они выслуживались и сейчас выслуживаются рьяно в надежде получить блага и почести. От кого? От того, кто отнимает их же руками у тружеников хлеб. У генерала О.Д.Калугина отняли за правду кучу побрякушек. Печаль-то какая! Он приобрёл доброе имя у народа, а это сильнее всяких грамот.

О.Калугин примером показал своим коллегам из КГБ, что можно и должно осмыслить кого угнетает оборзевшая клика. О каком будущем России может быть речь, если каждый её член не только лишался собственного мнения, но и подлежал истязаниям даже за созидательные дела. И вся трагедия только в том, что созидательные дела выходят за рамки засохших понятий в истёртых инструкциями мозгах функционёров. Идёт не 1937-й, а 1988-й год. Нет необходимости в войне – идёт убийство собственного народа. Мой отец погиб на фронте в 1941 году, уйдя на войну добровольцем. У матери осталось четверо детей. Всё детство в непосильном труде и нужде. Затем такой же труд на производстве, в науке. Экономическая отдача государству более 3-х миллионов рублей только от научных трудов. И что же? Я до сего времени в минуту, когда писал эти строки, то не имел собственной квартиры. Сколько она стоила? Ну, 50 тысяч рублей. Жизнь свою я окупил на 50 лет вперёд. Кто пожирает мой труд и труд миллионов таких же как я? Нет слов выразить то, что эти дармоеды нас же и истязают.

Мать жены тоже участник ВОВ. Здесь тоже нужда и вечный труд.

Так что мы не пришельцы, а типовые представители.
Долго обсуждали мы с женой сложившуюся ситуацию. Здесь в селе нам не устоять. Обстрел ядами издалека сделал невозможным защиту, а отравление запасов продуктов угрожало семье голодом. В городе нам часто приходилось выбрасывать отравленные продукты, но там были магазины. Здесь же в магазине только лавровый лист и махорка. Райкомовская клика считает, что производящему народу этого достаточно.

Решили покинуть нажитое место. Столько труда.

- Не спешите продавать, я многое могу у вас купить, - вкрадчиво заявил главный агроном.

Кто мог подумать, что это очередная подлость изобретённая в райкоме?

- Не продавайте поросят и огород. Да и из дома мы берём практически всё, - прибежал он, услышав, что, обеспокоенный его промедлением, объявил продажу.

- Завтра я принесу вам деньги и отвезу к поезду.

А наутро прихвостень забрал свою семью и сбежал. До станции 45 километров. Забеспокоились сердечные люди села, стали искать машину, так как ушло утреннее время, когда не было ещё раскомандировка транспорта.

- Нет у меня транспорта, - ликующе заявил председатель по телефону. – Время-то ушло.

- Если через час не будет машины, - твёрдо сказала жена в трубку, - то я вскрою ваши махинации.

Машина подъехала через 15 минут.

Извините, друзья из райкома. Служба службой, а жить, как говорится, в отдалённых местах не хочется.

Тем и отличаются служители нечистоплотных дел, что ради спасения собственной шкуры готовы тут же отречься от своих обязательств. Мне рассказывали, что повсеместно, скажем на пятисотрублёвые работы оформляется наряд на 5-6 тысяч рублей. Жена отказалась выполнить эту «липу» и после бесполезного упорства вынуждена была уволиться с работы. В отличие от меня, она знала махинации конкретно.

Добропорядочный, мягкий и скромный человек. Надо было потрудиться, чтобы вызвать у неё угрозу.

Увезли только необходимое. Да и куда? В Алма-Ате стояла отравленная квартира.

Решили, теперь уже в Москве, обратиться с жалобой в верховные органы.

И вновь, положенное для ЦК КПСС, как визитная карточка, обследование в МЦПЗ на психическое здоровье.

И вновь, после очередного доказательства нормальной психики, со стеклянным взором ответ: «Постараемся принять меры».

Эту форму работы «слуг народа» я знал, а жену возмущала пустота того места, куда стекаются те, кому жить уже невмоготу.

- Василий Васильевич, вас ждут в посольстве США, - сказал мне при входе в булочную незнакомый мужчина. В Алма-Ате может и мог бы кто-нибудь пошутить, но в Москве меня не знал никто.

Я сказал жене, и мы после безуспешного захода в Приёмную Президиума Верховного Совета к Кутейникову В.С. поехали в посольство.

Так началось моё очередное познание советской действительности, но не с экрана телевизора и не из газет. А разница огромная даже в шумливый сезон «гласности». Впоследствии я часто буду сталкиваться с клеветой и дезинформацией народа, исходящих от средств массовой информации типа «демократизации». Многие будут маскироваться под «завоевания демократии».

В газетах и по телевизору муссировались возвращения одиночек из-за границы, а вокруг посольства нервничали толпы.

Надо сказать, что ни я, ни моя жена не собирались уезжать из СССР. Нужна была информация. Получать её могли только как реакцию на наши действия. Так побег в село Архангельское показал, что кто-то вовсе не заинтересован в моём исчезновении «со сцены». Выяснилось, что либо меня истязаниями «гонят» в загон – это, если согласованно действует одна шайка, - либо одни меня блокируют так, чтобы я исчез, а другие выгоняют из убежища «на свет» - если идёт тайная война группировок. Не исключено, что меня выдворяют за границу. В этом надо было разобраться. Какую роль в незримой войне играет «зарубеж»?

Психически мы уже адаптировались к особой жизни семьи. Хотя вокруг был мир для нас уже много лет шла война. Мы перешли к активным действиям, а это означало, что шайке преступников, безнаказанно истязающей семью, отныне будет бой.

Здесь я должен отметить, что независимо от того, чем закончится эта трагедия, но с момента нашего выезда из Архангельского, неизбежно будет поражение тех, кто использует тупой аппарат насилий. Если кто-то решил элитарно засекретить многополярную энергетику и поставить себе её в услужение, то лучше меня в этом пока ещё никто не разбирается. А пока я жив, то крепко подпорчу игру мутантов.Все последующие мои действия были целенаправленные и осознанные. Иллюзии кончились. Я знал действительность «наощупь», а не по предположениям. Оставалось выявить позицию зарубежных стран. По патентным проработкам я знал, что ведущие страны мира засекретили это направление в 1982-83 годах.

Ни одно из моих писем , ни монография «Основы многополярности», адресованные заграничным специалистам, естественно, не вышли из СССР. Международным почтамт высылал мне «липовые» уведомления на получение. Проверять их было несложно, но и жаловаться бесполезно. Эти из той же шайки.

Какая за границей информация обо мне и истязании моей семьи, о геноциде ведущихся в СССР?

Перед зданием посольства США к нам подошла энергичная женщина и с акцентом спросила:

- Чем вам помочь?

Впоследствии я узнал, что внимание здесь не ко всем. Изменились отношения СССР-США, соответственно и изменились отношения к просящим убежище. Вскоре выяснится, что и пресса «у них» не такая уж свободная. Тоже получали соответствующие… заказы. Чуть было не написал «инструкции», поскольку смысл здесь один и тот же.

Милиция нарушила существующее положение и вместо отметок в «амбарной книге» продержала нас до вечера. Оставалось полчаса до закрытия посольства, но мы, вырвавшись из-под опёки милиции и каких-то в штатском, подошли к его дверям. Стояла толпа. Однако сразу вышел представитель и подошёл ко мне.

- Мне нужно поговорить с консулами по науке и политике, – сказал я.

Он кивнул головой, сделав вид, что консультирует стоявших, и ушёл в толпу. Вскоре, проходя мимо меня, он закрыл спиной двух милиционеров и пригласил меня рукой к двери. Тут же милиция задержала жену. Дочка побежала за мной, но застряла в промежутке между первой и второй дверями.

Давно закончилось рабочее время в посольстве. Вышел я из посольства около 19.00. Беседы были длинные и всесторонние. С консулом по Научно-Техническим Делам Джоном Киндалом Вардом у меня установились дружеские отношения. Мои соображения на дальнейшее он предложил написать в виде программы и принести на следующий день. Интерес был несомненный. На следующий день и впоследствии мы обсуждали многое.

Я предложил создать международную ассоциацию по информации и формированию н о в о г о п о т е н ц и а л а и з н а н и я ч е л о в е ч е с т в а. С таким же предложением я обратился и вёл переговоры в посольствах: Швеции, ФРГ, Франции, Канады, Индии, Италии. Нужна была дипломатическая поддержка, даже если мои дела будут общественными. В начавшейся битве расчёт ставился на международные силы. Я обратился и в другие представительства, но открытый интерес выразили не все.

В посольстве Японии, например, сделали вид, что не понимают, о чём идёт речь, хотя я имел основания считать, что именно Япония энергично продвигается в изучении многополярности. Так в 1981 году мы выращивали трёхметровые в высоту помидорные деревья на многополярной энергии, а японцы впоследствии демонстрировали такое же, получение на хайпонике. Работа производственных зданий без подведения к ним энергии тоже могла быть из области многополярности. Но восточный народ скрытный…

В контакте с иностранцами я получил немного, но заложил основу будующих взаимоотношений. Заведён был ещё один механизм. Привлечено внимание международной общественности. Научные протоколы и медицинские заключения оказались во всех посольствах.

Так, в активных действиях я предложил клике, использующей своё элитарное положение во вред народу, отказаться от метода насилий. Однако, к моему удовлетворению эта шайка и её исполнительные органы оказались примитивнее, чем я ожидал. Было подготовлено несколько запасных вариантов, но тупо действовала заведённая машина насилий. Можно было защищаться.